Муравей

В столице был безмерно солнечный и жаркий день. Высохшие за утро улицы плавились, выливаясь в праздно шатающуюся массу людей, жаждущих то ли сгореть заживо, то ли высохнуть и улететь суховеем прочь из наполненного жизнью до краёв города. Я же скрылся в тишине своей маленькой квартирки на третьем этаже бетонного муравейника.

Только здесь, в тихой и сонной атмосфере своего жилища я мог обрести спасительную прохладу и наконец заняться делами. Сев за свой рабочий стол, я буднично принялся за ворошение бумаги и попытки написать что-то действительно дельное. Но стоило мне по настоящему взяться за работу, как вдруг я заметил движение.

Нечто крошечное и чёрное ползло по краю стола, то и дело заглядывая за его край. Это был муравей, столь маленький, что я мог бы случайно раздавить его, просто махнув рукой. Он упорно двигал своими лапками-иголочками, перемещаясь строго по краю столешницы и, по всей видимости, не в силах найти выход из сего пространства.

Один круг, другой, третий. Минуя бумаги и письменные принадлежности, снова и снова насекомое бросалось на поиски выхода из столь странной западни. Не знаю, понимал ли он, что ходит кругами или просто инстинктивно повторял свои действия, словно рыба, бьющаяся о стёкла аквариума. Однако точно было понятно, что муравей окончательно заблудился.

Совсем один, без дома, без племени, в лабиринтах непонятных ему людских строений, он представлял из себя печальное зрелище. Стол стал для него настоящей тюрьмой, в которой он был невольным пленником. Но то, что тюрьма для него - моё царство, в котором я, относительно него, мог по праву назвать себя богом, который волен распоряжаться с маленькой и столь скоротечной букашкой так, как ему вздумается.

И я действительно был в полной власти над его судьбой. В мгновение ока я мог прекратить его метания и подать спасительный карандаш, ставший бы дорогой на волю. А мог бы без жалости раздавить и смахнуть со стола безжизненные крохи, которые от него останутся.

Но как бы мне не было его жаль, я лишь наблюдал за его тщетными попытками освободится. Полностью остановив свою жизнь ради букашки, которую при иных обстоятельствах вряд ли бы заметил, я с головой погрузился в наблюдение за своим маленьким царством бумаги и чернил.

Некоторые могут счесть это жестоким. Я же скажу, что не имею права распоряжаться чьей либо жизнью по своей прихоти. Прихоти, которая вряд ли будет понятна муравью. Да и к тому же, если бы я его отпустил, стало бы ему лучше?

Что там, снаружи, кроме вечно враждебного и крайне опасного мира? Столь маленького муравья там ничего не ждёт. Он не знает где его дом. Да и, даже если ему, каким-то чудом удастся найти туда дорогу, вряд ли там его ещё помнят и ждут. Ибо муравьёв в муравейнике миллионы, а он, заблудившийся, всего один.

И это я ещё не сказал про хищников и прочие опасности городской среды. Люди их не ощущают, находя скорее пустяками, но для животных, город точно неприступные скалы. Да, благодаря нам тут вдоволь еды и воды, а в бетонных коробках всегда есть тепло и свет. Но и конкуренция здесь серьёзнее. Тут и устрашающие агрегаты, и двуногие титаны, и «служащие» им хищники, и прочее зверьё, претендующее на сытную кормушку.

Что значит в таком мире один муравей?

На самом деле многое. Ибо я почему-то заметил его, решив вдруг описать эпизод из его маленькой жизни. Вы, по какой-то причине это читаете. Получается своей маленькой лапкой муравей оставил после себя больше, чем некоторые люди. Не думаю, конечно, что он об этом когда-нибудь узнает. Но и многие деятели прошлого не ведали, как их решения и действия отразятся на настоящем.

И сколько же в каждом движении этого муравья символизма! Каждый взгляд в бездну, каждый шаг в неизвестность, каждая остановка отображает собой целое событие в миниатюрной вселенной письменного стола. И сколь вечен этот порыв маленького жучка выбраться, столь же скоротечна его жизнь.

Внезапно он остановился, едва двигая своими малюсенькими усиками. Остановился и умер.

Жизнь просто взяла и в один момент покинула хитиновую оболочку, оставив тело на самом краю пропасти из которой малыш так и не смог найти выхода. Понял ли он, что с ним случилось, думал ли о своих сородичах? Глядел ли на меня, вопрошая: «За что?» Знал ли вообще о моём существовании? И если знал, не разочаровался ли?

Вряд ли бренное тело могло дать мне ответ хоть на один вопрос. Но одно абсолютно точно - маленькие лапки больше не будут ступать по земле, а челюсти больше никогда не вкусят земной пищи.

За окном смеркалось. Палящее солнце наконец покинуло свой пост, уступив место прохладе летней ночи. Я вышел на балкон и вдохнул прохладный влажный воздух, пропитанный городской темнотой.

И в этот момент осознал. Этим муравьём был я.

И кажется, я тоже погиб в тот день..